Насвистывая «Марш полковника Боуги», словно  созданный для того, чтобы его насвистывать,  Рал открыл скрипучую калитку и на секунду задержался проведать так удачно прикрывший его шиповник. Изрядно помятый им куст за пару дней расправился и, как ни в чем не бывало,  радовал глаза множеством только что распустившихся крупных розовых цветков. Чего нельзя было сказать о Номере Два. Царапины подсохли  и покрылись тонкими корочками, но еще заметно  выделялись на загорелом лице, перекрывая практически  зажившие и побледневшие ссадины  от кулака полковника. Тем не менее,  настроение у него было если не лучезарным, то вполне мирным.
Во-первых,  туго скрученная пружина внутри слегка ослабла. Ночное нападение, хоть и закончилось ничем по воле и выбору самого Номера Два, дало отсрочку.
Во-вторых, со следующей смены краткая стажировка заканчивается, начинаются самостоятельные выезды, а это означало возвращение к привычному modus operandi, когда начальство где-то далеко и задает лишь конечную цель. Только без убийств.
В-третьих, он, наконец, разобрался с мотором «буханки». Да, дома он не подпускал штатных техников к своей детке, полагая ремонт и профилактику собственного  мотоцикла чем-то вроде собственноручного складывания парашюта -  гарантией того, что все будет сделано как надо. Так что отвертку и гаечный ключ в руках держать умел. Но между изученной и перебранной до последнего винтика «Ночной фурией» - трехлеткой и старым автомобилем медслужбы была существенная разница… лет так в пятьдесят. Но как говорится: ничего нет невозможного для человека с интеллектом.
А в-четвертых, он вычислил две из трех целей. Матвея Савельева и Крысолова. Местоположение Августа Гальтона пока оставалось неизвестным –  в доме Крысолова мальчишки не было. Правда, было не ясно, что делать с этой информацией до тех пор, пока не он не разберется с проблемой блокады Грани.
То, что хозяйка принимает гостью, Рал заметил, пока шел по посыпанной песком дорожке к веранде, на которой и сидели за чайным столом пожилая дама и незнакомая шатенка в голубом платье.
- Добрый вечер, Альбина Васильевна, - то, что с хозяйкой дома они оказались почти тезками, было забавным совпадением и камешком, перевесившим выбор в пользу именно этого дома. Номер Два был человеком несуеверным, но верил, что простых  совпадений не бывает.
- Добрый вечер, мадмуазель,  - Рал  одарил и гостью  вежливой улыбкой,  про себя порадовавшись тому, что на подстанции, наконец,  отремонтировали душ для персонала, а это означало, что  после смены он   не  благоухает  «ароматами» горюче-смазочных материалов.
- Альбин, а мы уж заждались. Ты сегодня припозднился.
- Извините, Альбина Васильевна, - на лице Рала не отразилось ни капли раскаяния, - Случилась внеплановая поломка. Как там мое сокровище, не шумел?
- Какое там шумел, сидит тише воды. На веранде цветы перебирает. Я ему молока отнесла -  выпил. А к тебе  девушка по делу пришла.  Я ее пока чаем напоила. Ужинать будешь или чаю выпьешь?
- Спасибо, попозже. Сначала дело, потом ужин.
Рал уже с интересом  окинул девушку внимательным, цепким взглядом, задержав его ровно настолько, чтобы это не выглядело откровенно неприличным. Хорошенькая. Даже очень хорошенькая. И не без признаков интеллекта в голубых глазах.  А слегка замороченный вид -  это, скорее всего,  следствие долгого общения со словоохотливой  владелицей дома. Отметил длинные рукава платья, хотя вечер был очень теплый,  отсутствие обручального кольца, изящную, спортивную фигурку и талию,  подчеркнутую платьем ровно настолько, чтобы кого угодно заставить мечтать. Жаль, что сидит -  он бы с удовольствием оценил и ножки.  Ралу нравилась здешняя мода, схожая с модой Метрополии с  поправкой на ограниченность ресурсов. Женщины здесь одевались проще и скромнее, выделяться  было не принято, а простота фасонов компенсировалась цветочными расцветками легких тканей. С мужской модой тут было гораздо, на его взгляд, печальнее и он до сих пор не нашел ничего лучше, чем его прежняя одежда: черная футболка или  черная же рубашка и черные джинсы.
- Здравствуйте. Я – Альбин Рал. Чем обязан, мадмуазель? – по обращению  слышно, что он не местный и  в Аркане говорят чуть мягче, а у него «р» звучит твердо и жестко.

Номер Два не был койво и не обладал никакими особенными талантами. Но он был  наемником экстра-класса и  опытным охотником за двуногой дичью. И он знал, как выглядит страх,  чуял его и  наслаждался страхом жертвы. Хорошенькая шатенка испугалась, увидев его – в этом он не сомневался. Она боялась и  изо всех сил скрывала это. И довольно неплохо скрывала. Не будь Рал Номером Два -  нипочем не заметил бы. Он чуть удивленно приподнял бровь, искренне не понимая -  в чем причина столь странной реакции. Визит того милиционера,  испуг девушки, длинные рукава в теплый вечер… Да неужели? Вечер обещал стать преинтересным. Особенно потому, что Рал знал за собой -  он отвратительный актер. Слишком прямолинеен.   Зато его отменно выучили держать лицо.
- Очарован знакомством, Ярослава… Евгеньевна, - он слегка запнулся на ее отчестве. Несмотря на конвергенцию языков, еще не успел окончательно привыкнуть к тому, как они используются на этой Грани.
Выражение лица Рала не изменилось, выражая все тот же вежливый интерес. Зато в серо-голубых глазах плясали темные азартные черти. Ну же,  мы оба знаем, зачем на самом деле ты пришла, но да, мы сыграем этот славный спектакль до конца, пока  у кого-то не закончится выдержка. Давай поспорим, у кого она закончится  раньше.
- Полагаю, я знаю причину, по которой вы пришли ко мне, - прозвучало это так же двусмысленно, как и последнее замечание самой Ярославы, - Готов дать ответы на интересующие вас вопросы. Разумеется, такие вещи лучше обсуждать наедине. Прошу вас, - он взмахнул рукой, приглашая девушку спуститься.
Хозяйка дома  замешкалась, собирая грязные чашки и розетки из-под янтарного абрикосового варенья. Рал же дождался, пока учительница сойдет с террасы. В его комнату был отдельный вход через маленькую  веранду,  выступавшую сбоку  незастекленным фонарем. Он пошел первым, указывая дорогу и не желая вызывать ненужных ассоциаций с самим собой, преследовавшим жертву два дня назад на ночной улице.
Мальчишка сидел на веранде среди разложенных на лавочке   изрядно увядших кучек листиков и лепестков и увлеченно перекладывал их из одной в другую по одному ему понятному принципу.  Сильно и приятно пахло розовым маслом -  большую часть кучек составляли лепестки того самого шиповника. Заслышав шаги, поднял голову и радостно улыбнулся, вскакивая на ноги.
- Господин Рал, вы пришли уже. Я  тихо сидел, не кричал,  сам ел суп, пил молочко. Я хороший? Хороший? –  чуть хрипловатым голосом нараспев  отчитался Тиль.
За прошедшие дни он перестал выглядеть совсем уж бледной молью. Тонкие руки и ноги тронул слабый загар, какой приобретается в кружевной тени. Синяки под глазами стали не так сильно заметны. Да и пижамные штаны и растянутую футболку сменили аккуратная голубая рубашка с коротким рукавом и шорты. Рал все-таки купил для щенка комплект новой одежды вместе с бельем. С носками и сандалиями начались проблемы.  Не носивший иной обуви кроме мягких тапочек, койво немедленно стер ноги до кровавых мозолей. Так что дома ходил исключительно босиком, восторженно прислушиваясь к ощущениям от прикосновения ступней к прохладным доскам пола и нагретому песку дорожек в саду. По колкой траве ходить отказывался.
- Хороший, - подтвердил Рал и потрепал койво по отросшим волосам. Последнее время этот необходимый для выработки доверия жест уже не вызывал прежней брезгливости. Возможно, потому, что чуть отъевшийся и переодетый в цивильную одежду телепат не так сильно смахивал на наркомана в последней стадии ломки.
- Это Тиль Новак, - он повернулся к Ярославе, - полагаю, он и есть причина вашего визита?
Койво, углядев незнакомую женщину, тихо захныкал  и прижался к Альбину, спрятавшись у него за спиной и испуганно поглядывая на Яру.

Койво пристально  смотрел на ласково заговорившую с ним женщину  прозрачным взглядом, за которым не угадывалось ни малейшей работы мысли. Разве что слегка успокоился, когда между ним и незнакомкой оказался господин Рал.
- Здравствуйте, -  поздоровался певуче, но на второй фразе уже  утратил нить разговора. После примерно десяти лет дрессировки в условиях лаборатории смысл слов «может быть» оказался за пределами его понимания. Как и предложение выбора. «Нужно», «должно», «хочется», «можется» - для него эти слова являлись пока недосягаемой абстракцией. Вот приказы он понимал  – короткие и ясные. Поэтому, когда Ярослава замолчала, моргнул и  вопросительно взглянул на Рала, ожидая указаний.
- Тиль не понимает таких сложных фраз. И нет необходимости отправлять его гулять. Он может подождать тут,  - пояснил Рал и продемонстрировал на практике, как именно добивается от своего подопечного  понимания сказанного.  Усадил мальчишку обратно на лавочку, рядом с его цветочками и  спокойно «перевел» то, что сказала Ярослава. В своей интерпретации.
- Тиль, ты сидишь здесь. Ждешь меня. Я поднимусь в комнату, поговорю с Ярославой Евгеньевной, - для верности он указал на учительницу, - и вернусь к тебе. Я вернусь, и пойдем ужинать. После ужина – читать.  Ты меня понял? Повтори.
- Я буду здесь сидеть и ждать, - подросток негромко хлопнул ладонью по нагретой вечерним солнцем скамейке, - Вы вернетесь,  тогда   будет ужин и чтение. Про цветы и пчелок.
- Верно. Про пчелок, - в глазах Рала промелькнуло тоскливое выражение: про «пчелок» он читал четвертый вечер подряд.
- Пойдемте в комнату, Ярослава Евгеньевна.  Вы наверняка хотите посмотреть, в каких условиях живет мальчик,  - теперь он был убийственно серьезен. Даже черти  из глаз исчезли. Был ли Тиль поводом или причиной для  прихода девушки -  к ее визиту следовало отнестись со всем вниманием. И прежде всего выслушать все, что она собиралась сказать. Хотя бы для того, чтобы знать -  откуда может прилететь нежданное осложнение.
На второй этаж вела узкая деревянная лестница  в два пролета с потертыми ступенями, которые следовало бы давно покрасить заново. Четвертая и десятая ступеньки, если считать снизу, скрипят.  В комнате, как и на веранде царила идеальная чистота и армейский порядок. Легкий ветерок шевелил цветастые тюлевые занавески. По сути, выглядела комната так, что становилось ясно: возникни необходимость и уже через пять минут ничто в ней не будет напоминать о том, что тут жили два человека. Ничего лишнего, все свои личные вещи Рал убирал в шкаф. Только на аккуратно застеленной покрывалом тахте сложена стопкой пижама, в которой спит койво,   и на столе -  толстый, роскошно изданный том о растениях Приморья, раскрытый на статье, посвященной розам. И тонкая книжка в яркой обложке "Ботаника для любознательных" - та самая, которая про пчелок и цветы. 
- Присаживайтесь, пожалуйста, - Рал выдвинул для учительницы   стул, а сам отошел к окну и оперся   боком о низкий подоконник, заложив руки за спину в смазанном подобии стойки «вольно». Рефлекс требовал, чтобы он встал у двери, но  Номер Два после краткого размышления решил, что не стоит пугать представительницу школы еще сильнее.
- Я вас внимательно слушаю. О чем вы хотели поговорить, чего не следует слышать Тилю?

Садиться девушка не стала и тут же бросилась в бой, начав с безапелляционного заявления. Номер Два задумчиво обвел взглядом комнату, которую считал вполне пригодной для относительно комфортного житья,  и снова уставился на Ярославу.
В его подчеркнуто отстраненной вежливости не было ни капли притворства. Просто в его сознании не возникало значимых ассоциаций  Ярославы – сейчас с Ярославой – тогда.  Сейчас он беседовал с, можно сказать, официальным представителем местного образования, оказавшейся еще и очень даже привлекательной девушкой.  А та жертва  на неосвещенной улице так и осталась для него  безликим  и безымянным темным силуэтом, пахнущим цветочными духами. Объектом для слива эмоций,  отличающимся от многочисленных высокотехнологичных игрушек из специализированных магазинов для мужчин, суливших «подлинное и настоящее удовольствие» разве что одушевленностью. И  он не тронул ее – несколько синяков и какое-то время  без сознания не в счет – лишь потому, что и у него, как оказалось,  есть пределы и границы, которые он не может позволить себе переступить.
Разумеется, потерей памяти он не страдал и если и не был уверен, то с большой вероятностью предполагал, что именно на Ярославу он и напал три дня назад и что она использует Тиля лишь как предлог. Предлог для близкого знакомства или для мести -  сам он склонялся ко второму варианту.
- Простите, возможно,  я не расслышал, но вы  назвались представителем школы. То есть, вы педагог? Администратор? Или вы еще и квалифицированный психиатр, который с первого взгляда  способен оценить, насколько пациент нуждается в медицинской помощи? – с прежней вежливой сдержанностью интересуется Рал, - Потому что физически мальчик здоров настолько, насколько это возможно в его случае.

- Учительница. Очень уважаемая профессия, - говорит он без тени сарказма и интересуется, - И что вы преподаете?
Он получает даже некоторое удовлетворение, наблюдая, как краснеет и теряется его собеседница. Но быстро справляется с собой и продолжает наступление. Номеру Два приходится занять оборонительную позицию. Впрочем, он всегда был хорош в самообороне, переходящей в нападение.
- Верно, - короткий кивок, - проблемы мальчика видны даже не специалисту. Именно потому для специалиста важно то, что называется наблюдением в динамике. Вы видели его всего несколько минут. Я же вижу его каждый день  на протяжении  полутора недель. И я вижу значительный прогресс. Тиль научился жевать,  есть ложкой и  пить из чашки. Он, кстати, умеет бегло читать и понимает прочитанное. Но ему больше нравится слушать, как ему читают.   Он боится незнакомых людей, боится людных мест и всего, что напоминает больницы,  и его приводят в ужас любые попытки контакта с ним, но к тем, кто постоянно рядом он медленно, но привыкает.
Рал произносит эту небольшую речь все тем же спокойным тоном, но при этом непроизвольно подходит все ближе к Ярославе, стараясь оттеснить ее от двери и встать между ней и выходом. Это рефлекс,  выработанный годами, и осознает он это лишь когда останавливается на расстоянии вытянутой руки от учительницы.
- Как ни странно, у меня действительно есть подтверждение того, что мальчик физически  здоров. Тиль носит его при себе. Вернее, на себе. Это татуировка у него между лопатками. Хотите посмотреть?
Татуировку с идентификационным номером Рал обнаружил случайно, уже в конторе, когда в очередной раз сгреб щенка за шиворот, удерживая от попытки забиться в самый дальний угол. Тогда и заметил  цифры. Длинный ряд из двадцати цифр и букв, наверняка что-то означавших. Лично он понимал лишь значение последних пяти: потому что таким же кодом заканчивался его номер на армейском жетоне. Группа здоровья и уровень дееспособности. Последний койво явно перебивали несколько раз.
- А что касается того, кем я ему прихожусь… - Рал еле заметно пожал плечами и сказал просто, - Я его спас. Забрал его сюда, в безопасное для него место. Не спросив его. Теперь я несу за него ответственность. Такое вот насильственное милосердие.

Номер Два не эмпат и, спасибо Господу Безымянному,  не телепат. Но все чувства и переживания так явственно написаны у Ярославы на лице, что ему, несмотря на серьезность ситуации, становится смешно.  Она реагирует так, словно он не татуировку упомянул, а  в ее присутствии  только что вырезал на койво свои инициалы раскаленным ножом.
- Начнем с того, что вы явно преподаете не математику. Слишком эмоциональны. Так вот, о мальчике. Ему сейчас не нужны чужие  эмоции и ваша жалость. Он захлебнется в них как слепой  щенок, подпущенный к блюдцу с молоком.  Ему нужен покой. И время, чтобы его покалеченный разум восстановил то, что в нем еще сохранилось. Если сохранилось. И ограничения, чтобы постепенно приучить к тому, что этот мир гораздо просторнее, сложнее  и разнообразнее, чем тот, в котором он существовал раньше. И я с этим справлюсь, потому что  понимаю его куда лучше, чем вы. Просто потому, что вы не сможете даже представить откуда я его забрал, раз вас так пугает простая татуировка, которую, кстати, сделал ему вовсе не я.  Идентификационный номер, такой же как у меня.
Рал подчеркнуто медленно, демонстрируя  безобидность своих действий, вытягивает из расстегнутого на две верхние пуговки ворота рубашки тонкую цепочку. На цепочке -  прямоугольная стальная пластинка с  выбитой строкой цифр и букв и старый медный крестик замысловатой формы. Раньше Номер Два носил свой жетон на шнурке, но сменил его на цепочку после того, как в драке его едва не задушили чересчур прочным шнурком.
Он делает еще шаг ближе к учительнице и та пятится, сохраняя дистанцию. Комната, а затем и маленькая лестничная площадка заканчивается слишком быстро,  девушка опасно балансирует на краю, Рал делает движение вперед, чтобы поймать ее, но тут же отступает, поняв, что метнись он за ней -  и девица шарахнется назад так резко, что наверняка свалится. И потому отступает  еще на шаг, и еще, миролюбиво выставив вперед раскрытые ладони в международном жесте, означающем «я безопасен». Так они кружатся по комнате в безмолвном позиционном танце, останавливаясь, наконец, разделенные стулом.
И очень хорошо, что между ними этот чертов стул, потому что от абсурдного обвинения, брошенного в лицо, багровая ярость застилает глаза. Но к ярости примешивается странная непривычная горечь. Это новое чувство, похожее на то, которое он испытал, когда плевался кровью после беседы с полковником. Обида. Обида человека, обвиненного в том, чего он не совершал и даже в мыслях не держал.
- Что? – лед стынет в серых глазах, лед хрустит в очень-очень спокойном голосе, он может убить наглую девку одним движением, вот сейчас свернуть ее тонкую шейку как цыпленку, но нельзя. Нельзя. Долг превыше всего, превыше личных обид, превыше его  ущемленной гордости.
- Вы сознаете, в чем именно меня обвиняете? В том, что я использую зависимое положение Тиля?  Мне такое в голову не могло придти!  – Рала передергивает от отвращения, он испытывает физическую тошноту при одной мысли, что девица воображает, как он проделывает с щенком это, -  Да я ни разу в жизни не покупал любовь и не брал ее силой, мне это было не нужно. У вас есть доказательства? Или только ваши извращенные фантазии? Я его пальцем не тронул! – шипит Рал, по-волчьи скалясь в лицо Ярославе, - Ни пальцем, ни… другой частью тела!

Обвини его учительница в пристрастии к  мужчинам, окажись Тиль  лет на десять старше и здоров умственно и физически -  и Альбин Рал только хмыкнул  бы в ответ. И может быть, съязвил насчет странной осведомленности Ярославы Евгеньевны в подобных  вещах.
К «любви, скрывающей свое имя» в Метрополии отношение было двоякое. С одной стороны церковь и общество осуждали противоестественные связи,  а мужеложство было уголовно наказуемо. С другой стороны, религия, мораль и закон сходились в одном: «самое страшное преступление -  когда тебя застукали».  Никого не интересовала чужая постель, пока все не выходило за рамки приличий, любителям эпатировать окружающих обычно вменяли «нарушение общественного спокойствия»  с последующей поркой, после чего отпускали восвояси. Перегружать тюрьмы содомитами и способствовать  их распространению  закон не собирался.   А подобные отношения двух  женщин вовсе считались невинной забавой старых дев после того, как Ее Величество королева обмолвилась, что у женщин попросту нет нужных частей тела для нарушения закона.
Повышение же рождаемости обеспечивалось совсем другими способами. Метрополии нужны были солдаты,  послушные и воспитанные в  верности и любви к своей стране.  Так что куда удобнее было принять закон об анонимности детских боксов, обеспечить поддержку  церковных приютов и не подвергать осуждению женщин, которые оставляли детей на попечение церкви и государства, если не могли обеспечить их сами.
Так что фактически преступлением считалось не мужеложство как таковое, а насилие и педофилия. С последними не церемонились. На допросах  присутствовали телепаты,  без стеснения залезавшие в головы и подозреваемым, и жертвам. Во избежание ложных доносов.   Если же преступление было доказано -  наказанием была хирургическая кастрация и высылка в колонии. Где юридически преступник направлялся на тяжелые работы, а фактически -  оказывался в положении самого настоящего раба. Если вообще доживал  до пункта назначения.
Поэтому  Альбин Рал за свою жизнь успел приобрести весьма обширный опыт в том, что касалось интимных отношений, но ни разу не сталкивался с любителями мальчиков. Воспитанника Рала могли выдрать, лишить в наказание обеда или ужина или отправить на ночное молитвенное бдение, но ни разу он не ловил на себе чужого сального взгляда и не получал непристойных предложений. Впрочем, если бы он и узнал, что кто-то из его воспитателей и воспитательниц получал удовольствие, охаживая его прутом по заднице, скорей всего пожал бы плечами и подумал, что, по крайней мере,   ему не причинили  никакого особого вреда. Что уж там, наказания всегда были логичны, приемлемы и более чем заслуженны.
И тем болезненнее и обиднее оказывается  безосновательное  обвинение в самом позорном из возможных преступлений. Учительница вот так, походя, обливает его грязью, после чего изображает из себя гордость оскорбленной  невинности.
Что ж удивляться тому, что Рал не вздыхает с облегчением, когда  Яра убегает, ничего не добившись. Нет,  он не может не оставить за собой последнее слово. И уж точно он не собирается кричать в спину Ярославе.   Номер Два слышит, как заполошно стучат каблучки учительницы, когда она бежит по лестнице. Номер два вылетает на лестничную площадку, прыгает через три ступеньки и на повороте легко перемахивает  через перила.  Приземляется он удивительно мягко для  мужчины его роста и сложения. Дощатый пол ударяет в подошвы ботинок, незажившие до конца ребра отзываются болью. И Рал  упирается рукой о перила, преграждая путь  как раз  спустившейся на веранду Яре.
- Мы еще не закончили, - он чуть запыхался, вьющиеся волосы растрепались и челкой падают на лоб, но за эти несколько секунд он  полностью вернул себе самообладание, - Или вы  считаете, что можете оскорбить меня, заподозрив в том, что я развращаю неразумного подростка и  просто уйти? Нет, Ярослава Евгеньевна. Так что хватит употреблять слова, смысл которых вы до конца не представляете.  Вы ведь пришли сюда, озаботившись судьбой мальчика. Так отчего вы не желаете выслушать и вторую сторону, то есть меня? Я вам не нравлюсь. Вы тоже не героиня моего романа. Так и обсуждаем мы вовсе не наш будущий брак. Так что ваши симпатии и антипатии тут не  при чем.
Тихий скулеж из угла веранды вторит его словам. Мальчишка бросил свою игру, скорчился, поджав босые ноги к груди, зажал уши ладонями, зажмурился и повторяет одно и то же:
- Не надо! Не надо! Не надо…

Обстановка достигает предельного напряжения и телепат реагирует единственным возможным способом -  впадает в истерику. Пока тихую, но Рал уже имел сомнительное удовольствие прочувствовать на себе, что такое истерика мальчишки в полный рост. И в принципе, койво дает ему благовидный предлог прекратить этот бессмысленный спор. 
Сейчас убедить учительницу не удастся. Слишком напугана, слишком предвзята. Если сам Рал не уверен до конца, что два дня назад напал именно на нее, то Ярослава, похоже, твердо убеждена, что именно Рал -  тот неизвестный  на темной улице. А давить дальше -  хорошо, если она только заорет,  призывая на помощь. И зачем ему ненужные осложнения. К тому же сейчас эта испуганная куколка, которая так отчаянно старается быть храброй и отстоять… что именно, тут Рал затруднялся, идет ли речь все еще о мальчишке, или уже о ее достоинстве, короче,  выглядела она  еще миловиднее и привлекательнее, чем в начале знакомства. Рал всегда предпочитал женщин с темпераментом.   
А учительница была  ничуть не похожа на дам из опекунских советов и благотворительных комитетов, которых Ралу доводилось встречать, сопровождая полковника в его «инспекционных поездках». Те были холодны как рыбы, совали свой нос всюду -  под подушки и матрасы в спальнях, в тетради и учебники в классах, в кастрюли на кухне и в тарелки воспитанников,  проверяли качество одежды и воспитания, а случалось -  и наблюдали за наказаниями.
  Ярослава же, пусть  с поправкой на этот дивный мир -  слишком эмоциональна, слишком принимает все близко к сердцу и совсем не то, что должно бы ее интересовать. Она не спросила ни как и чем  мальчик питается, ни где устроен, ни  как организован его режим. Не высказала  никаких конкретных замечаний ему лично. Сделала свои категоричные  выводы через несколько секунд знакомства… и чем дальше, тем больше Номер Два сомневался, что мальчишка имеет отношение к цели ее визита. 
- Джентльмен не может отказать даме. Особенно, если дама просит так вежливо, - в его голосе сладкого яда хватило бы на стадо слонов. Он убирает руку, отступает в сторону, чтобы  учительница могла пройти, не коснувшись его даже краем платья.
- У меня к вам вопросов нет. Вопросы были у вас. Так что если решите  узнать еще что-нибудь о Тиле -  приходите, с готовностью на них отвечу. Если, конечно, захотите выслушать. Мадмуазель… - короткое резкое движение подбородка, означающее светский поклон, - А теперь, надеюсь, вы не заподозрите меня ни в чем преступном, если я обниму мальчика, чтобы успокоить. Выход там.
Он отходит к скорчившемуся телепату, не присаживается рядом с ним, а обхватывает и усаживает рядом с собой на лавку.
- Посмотри на меня. Все хорошо. Все хорошо, ангел четверга, - со вздохом терпеливо повторяет он, осторожно отнимая его ладони от ушей, - Ты останешься со мной. Ты помнишь, что мы должны с тобой делать?
- Ужин, - подрагивающим голосом отвечает койво, - Потом надо гулять.
- Правильно. Сколько шагов  нужно пройти сегодня?
- Двести… нет, две сотни с половиной. Туда, где цветут золотые шары,  и в доме с розовой крышей живет трехцветная кошка. Ее трогать нельзя, - у подростка странно низкий и хрипловатый голос, он говорит нараспев, словно декламирует стихи.
- Хорошо. А потом?
- Потом вымыть ноги. И лечь в постель. И вы про пчелок мне прочтете.