Жизнь неумолимо налаживалась. Вопрос с жильем решился в тот же день, как инспектор вытянул из Рала все жилы на допросе, мало отличавшимся от лучших образчиков работы службы собственной безопасности Особого отдела. Конечно, комната была ужасна по сравнению с его собственной, увы, оставшейся в недосягаемости квартирой. Но в ней было чисто, довольно удобно, хозяйка Альбина Васильевна   оказалась весьма бодрой  и интересной дамой глубоко пенсионного возраста,  кормила она новых постояльцев вполне вкусно. Особенно если привыкнуть к местной кухне, радовавшей Рала изысками вроде «окрошки».
Впрочем, не на первый, так на второй раз квас он распробовал. Слегка похоже на слабый сидр, только не из яблок, а из хлебных корок. Кефир же напоминал сильно разбавленный йогурт, который Рал терпеть не мог. Впрочем, человек ко всему привыкает.  Опять же, пожалуй,  нежно любимый им в детстве и отрочестве кеджери показался бы местным  жуткой мешаниной из вареной в молоке копченой рыбы, риса и крутых яиц, приправленных карри, изюмом и петрушкой.
Зато рыба тут была отменная и дешевая.  Рал даже  успел пожалеть, что не знает как готовить  треску с жареной картошкой -  пожалуй, самое известное блюдо Метрополии. Зато креветки и мидии тут были точно как на любом уличном лотке в столице.
Что касалось работы, Рал как человек военный умел принимать окружающую действительность как должное.  Раз оказался в положении нелегального иммигранта -  придется следовать  законам того места, где застрял.  Тем более, работа нашлась если и не по вкусу – в местную военную часть Рал и не подумал напрашиваться, ему требовалась известная свобода передвижения, к тому же у него  внезапно  развилась аллергия на ходьбу строем: с зудом в кулаках и высыпаниями в виде сарказма – так  по способностям.  На  подстанцию «скорой помощи» требовался шофер. Правда, когда Рал увидел  предназначенную ему «буханку» - чуть не прослезился от жалости к самому себе. Но другие машины выглядели примерно так же. И рассыпаться на винтики не собирались.   Три  дня Рал просидел над картой города и окрестностей и брошюрой с  правилами дорожного движения. С правилами проблем не возникло. Плюс-минус  они мало чем отличались. А расположение улиц он заучил, благо опыта, усидчивости и тренированной зрительной памяти ему было не занимать. Так что экзамен на подтверждение прав он сдал без особых хлопот.
Что касалось его обузы -  пришлось перестать  вкалывать щенку препарат.  Оставалось всего половина -  десять ампул. А пополнить запас будет негде. И теперь Ралу казалось, что мозги у койво малость прояснились. По крайней мере, он научился жевать, есть ложкой и речь его временами бывала  осмысленнее, хотя все равно – ритмизованной на манер стиха без рифмы.
Одним словом, все шло хорошо, с каждым днем делаясь все хуже.  Номера Два начало ломать. Пока еще  не слишком чувствительно. Пока что намеком. Кроме охоты на двуногую дичь, Номер Два знал лишь два способа «слить» эмоции. Секс и алкоголь. И был близок к тому, чтобы тупо купить бутылку водки и оприходовать ее в одиночку на пляже, подальше от людей. После чего заснуть там же где и пил. В этом чертовом идеальном городе не было даже нормального бара.   Парочка кафе, в которых наливали спиртное были для него пока что слишком дорогими, а обнаруженные забегаловки под названием «рюмочные» - Альбин Рал слишком себя уважал, чтобы надираться в тамошней компании под бутерброды с килькой. Маринованная килька была вкусная, а посетители и обстановка хоть и получше, чем портовые притоны, в которых он в свое время познавал телесную сторону любви и искусство пьяных драк, но до нынешних его эстетических воззрений не дотягивала. 
С сексом все было еще хуже. До сих пор Рал знал лишь один способ сойтись с женщиной: идешь в  паб, пьешь сам, поишь выбранную жертву,  и в определенный момент становится неважно, кого именно ты выбрал. А после вызываешь ей такси и отправляешься домой спать. А здесь женщины вели себя так, словно сошли со страниц  романов прошлого века, воспевающих  соблюдающих себя девиц и уважаемых матерей семейств.
Конечно, в принципе, он мог бы и  подраться. Но тут его здорово охлаждал уголовный кодекс Аркана. А драться просто так Номер Два не умел. Его учили убивать. Быстро, расчетливо, без лишних движений и наверняка.
Оставался самый нелюбимый и трудный способ. Измотать себя так, чтобы  в голове не оставалось лишних мыслей. По вечерам Рал выходил на пробежки и наматывал круги и восьмерки по пустым улицам до темноты. В темноте он бегать не рисковал -  далеко не везде тротуары были ровными. Где-то растрескался  и провалился асфальт, где-то прорастали сорняки и кусты, непременно или колючие, или одаривавшие его липнущими семенами, где-то разлилась лужа, не высыхающая даже в одуряющий июльский зной. Так что в темноте он возвращался домой шагом, восстанавливая дыхание.
Темнело здесь рано и как-то сразу. Никаких долгих сумерек, словно Аркан накрывало черным платком, а сегодня и ночь выдалась безлунной. Старый город -  это лабиринт узких улиц и переулков,  то взбирающихся на холмы, то ныряющих к морю.  И фонарей здесь нет, освещают тротуары  только редкие полосы желтого теплого света, падающие из окон домов. Рал как раз собирался вывернуть из темного переулка на улицу пошире, когда услышал шаги. Легкий стук каблуков.  По въевшейся в кровь привычке он отступил назад, в непроницаемую  темноту, в своей черной одежде сливаясь с тенями. Она прошла мимо, ступив в полосу света из окна дома напротив. В легком сарафане. Ступает уверенно, видно, что идет по давно знакомой дороге, помахивает сумочкой.
Рал огляделся. Улица пуста и тиха.  Окна ближних домов, правда, раскрыты, чтобы впустить вечернюю прохладу, но вон там дальше -   длинный неосвещенный участок и, насколько он помнит, крошечный сквер.  Облизнул вдруг пересохшие губы. Он еще ни разу не делал того, что намеревался сделать сейчас. Он убивал тех, на кого ему  указывали, пытал, если приходилось, но никогда не брал женщину силой и не покупал за деньги. Зачем покупать или красть то, что само падает в руки.  Он знал, что его коллеги по отряду  порой снимали стресс  с выжившими, не особо интересуясь их согласием. Лейтенант Рал брезговал.   Но если он успеет перехватить ее вон там, в самой середине неосвещенного участка -  ему даже не придется ее убивать после. Зато он получит отсрочку на неделю. Или даже на две -  если она будет сопротивляться.
Номер Два пропустил незнакомку и беззвучно последовал за ней параллельным курсом по середине дороги, куда не доставали пятна света из окон. Догнал он ее ровно там, где и планировал: на середине пустынного участка дороги, в кромешной темноте. И только тогда резко шагнул к ней со спины, в мгновение    сдавив ей шею в локтевом захвате, придушив и лишив возможности кричать и на всякий случай заломил ей руку за спину.
- Тихо,  кисуля. Не дергайся и я не сломаю тебе шею, - прошипел девушке  в ухо, тесня ее к скверу на противоположной стороне узкой улицы. Нос щекотал запах теплой, загорелой женской кожи и слабенький аромат цветочных духов.

Мягонькая куколка в его руках превратилась в змею, дикую кошку и, по ощущениям, еще и в норовистую кобылку. Девчонка извивалась, лягалась и царапалась всюду, куда ухитрялась достать. Молча, сосредоточенно и отчаянно. И каблуки ее босоножек весьма чувствительно попадали по ногам Рала даже несмотря на его высокие, военные ботинки, способные, если верить рекламе,  защитить  даже от  волчьего капкана. Мимоходом Рал порадовался, что уровень криминалистики здесь еще не дошел до анализа ДНК, иначе материала под ногтями девица насобирала бы уже вдоволь. Один раз ей даже удалось  проехаться ногтями по не зажившей до конца ссадине на скуле и Номер Два зашипел.  Не от злости – от боли. Злости не было. Наоборот. Исчезло даже легкое волнение, вернее, предвкушение  перед нападением. Дыхание его даже не сбилось, когда он, невзирая на град ударов, неуклонно тянул жертву к деревьям. Не посередине же дороги этим заниматься.  Боль он игнорировал. У него вообще было  другое отношение к ней. Быть Номером Два -  это когда радуешься сломанным конечностям, выстрелам, вывихам, ножевым ранениям, даже таким вот ссадинам от ногтей, потому что это значит, что… ты живой. Порой Номер Два  только за боль и цеплялся.
Сейчас он  наслаждался ситуацией и тем, что девчонка была в его власти. И тем, что она сопротивляется – под нежной на ощупь кожей ходили ходуном крепкие мускулы. Теплый цветочный запах, тугие мышцы и тут же ладонь  натыкается на мягкие холмики под сарафаном. Нет никакого интереса брать силой испуганное, дрожащее существо, не способное хоть для виду оказать сопротивление. Хищника борьба только раззадоривала. Чем сильнее добыча -  тем приятнее и интереснее   совладать с ней.
Сумочка хлопнула по затылку. Не больно, но обидно. И Рал, коротко рыкнув, вырвал сумку из руки девицы и отшвырнул в сторону. Очень хотелось  комментировать ей на ушко всю тщетность ее борьбы, распаляя самого себя пошлостью слов, которые так сладко было бы шептать в это аккуратненькое ушко, которое то и дело оказывалось в опасной близости от его рта. Но Рал заставил себя молчать. Девчонка не сумеет опознать его, не разглядит  напавшего в темноте и со спины. Так незачем оставлять ей шанс узнать его по голосу и по смеху.  И не сдержался -  куснул за мочку уха. Легонько. даже ласково. Пугающим контрастом к удушающему захвату.
Свободной рукой перехватил оба запястья – ему надоели довольно болезненные тычки. И сдавил ей шею сильнее, перекрывая ток крови и кислорода. Ничего, в полуобморочном состоянии и сговорчивей будет, и тело расслабится, так что он не повредит ей слишком сильно. Ему ни к чему, чтобы она  побежала в больницу. Плотно прижал к себе разгоряченную борьбой девушку. Вот под ногами уже не асфальт, а мелкий гравий дорожки. И  звездное небо закрывают кроны раскидистых деревьев. Вон туда, на заросший газон, где в тени трава не выгорела окончательно. Почему-то в голову лезли только такие деловитые мысли. И еще азарт охоты. И возбуждение – но возбуждение  охотника. Примерно так же Номер Два чувствовал себя, когда стрелял в указанную и найденную цель.  Азарт и удовлетворение от удачного завершения  работы.

Он едва успел подхватить за талию лишившуюся сознания девицу. И прижал к себе,  предусмотрительно не спеша разжимать захват на ее шее. Лишь чуть ослабил хватку, чтобы не задушить окончательно.
В пылу борьбы легкая ткань смялась и задралась. Мягкий девичий живот под ладонью и колено легко втискивается между податливо раздвинувшихся бедер. В темноте Номер Два  не может разглядеть подробностей, но у него было много женщин, так что воображение без труда дорисовывает весьма и весьма привлекательную картинку.
Подстриженная трава, куда он поспешно  укладывает добычу, все-таки успела подсохнуть на жаре и покалывает ладони. Нет, лицом к лицу он этого делать не станет -  жертва может открыть глаза, а на таком расстоянии его можно разглядеть  даже в этой непроглядной тьме под деревьями, где нет фонарей, а кроны закрывают звезды. И Номер Два  рывком  переворачивает  добычу  и тычет ее лицом в траву. Ничего, не задохнется. Кажется, она все-таки не совсем без сознания.  Придавливает ладонью между лопаток, тянется к  ремню собственных брюк.  Азарт короткой схватки переплавляется во вспышку похоти, кровь быстрее бежит по жилам, скапливается жарким напряжением в паху. Номер Два  молча наваливается на жертву, задирает сарафан, с наслаждением вдыхает запах ее страха. Ему хочется укусить ее до крови,  оставить свои отметины на округлом гладком плече, на шее, чтобы не было видно под волосами, но чтобы она знала, что метка там есть,  обозначить ее, как медведь обозначает границы своей территории, обдирая кору на деревьях, чтобы все видели ясное предупреждение «это -  мое». И останавливается.
Точно так же он остановился  восемь дней назад, когда та спасенная им рыжая девчонка  так же точно  была в его власти,  и  именно тогда  ему требовался «приемник» для слива эмоций. И остановил его вовсе не  визг телепата и удар его неконтролируемой силы. Нет! Номера Два не так-то просто остановить. Он просто не может. Нет, физически у него все в порядке и он готов оприходовать добычу немедленно, ему даже нет нужды предохраняться.  Экспертизы ДНК здесь, судя по нулевому  уровню преступности,  пока что не имеется, а  о том, чтобы случайно заделать девчонке младенца   можно не беспокоиться – он стерилен, об этом Номер Два позаботился давным-давно. Но, - тут Рал беззвучно выругался и поднялся на колени, - какого дьявола? Возбуждение сменяется холодной злостью. Все, кто считает, что мужчине Господь дал две головы, но не возможность думать ими одновременно -  врут. У него отлично получается думать. Даже слишком. Он слишком любит себя, чтобы опуститься до кражи. Неважно, что   от жертвы ему нужна была не сумка, а секс. Быстрый и грубый, как он любит. Но  не так. Не с лежащей под ним безвольной куклой.  И с отчаянно сопротивляющейся куклой ему тоже не надо. Дьявол! Его называли  монстром. Чудовищем. Но даже у него есть границы, как оказалось.
Рал зло, коротко выругался и его кулак опустился на затылок девушки, оглушив ее точно рассчитанным ударом. В следующее мгновение Рал уже стоял на ногах, застегивая ремень брюк. Еще через минуту он протер чистым платком кожу своей жертвы, где могла остаться его слюна. И, отыскав отброшенную им сумку -  искать особо не пришлось, та так и валялась посреди дороги, тщательно протер  и ее, особенно уделив внимание ремешку и гладким металлическим замочкам, на которых могли остаться его отпечатки. Сумку он бросил рядом с девчонкой. И растворился в темноте так же беззвучно, как нападал.

Это было непрофессионально, - думал Номер Два, подходя к дому, в котором снимал комнату. За собой всегда следует убирать. Вот он поддался минутному порыву. И теперь девчонка, очухавшись, сразу же помчится к местным блюстителям порядка и закона.  Здешний климат как-то неправильно влияет на здравый смысл.
Страха быть пойманным Номер Два не испытывал. Равно как его не пугал расстрельный кодекс Аркана. Но совершенную  глупость придется исправлять.
Судя по отсутствию света в окнах -  внутри уже спали. Лишь в комнате владелицы дома слабо светился приглушенный шторами ночник.  Большой, какой-то бестолковый, дом Альбины Васильевны  имел огромное преимущество: построенный для большой семьи, он кроме парадного, ведущего в гостиную хозяйки,  имел еще несколько отдельных входов. Замков на них не было, но Рал тихо обошел дом и без особых проблем забрался в окно своей комнаты на втором этаже. Чтобы никого не побеспокоить.
Койво как всегда ждал его, тихо лежа на своей узкой тахте.  Он всегда так лежал: словно по стойке смирно. И не спал. Проживший большую часть жизни сначала в одном дортуаре с другими мальчишками, а затем в казарме, Рал отлично умел определять, спит ли кто-то из соседей по койке  или нет, а если нет -  то чем занимается и, иногда, даже  о чем думает.
Не включая свет, Рал  разделся и повалился на кровать. Немедленно койво завозился и неуверенно вопросительно хныкнул.
- Да, - отозвался Рал.
Тут же по крашеному полу прошлепали босые ноги,  и койво забрался к нему под бок. Тихий и покорный во всем остальном, телепат упрямо не соглашался спать на отведенном ему месте. Причем темноты он не боялся,  послушно укладывался в постель в девять вечера, но не засыпал до тех пор, пока  не ложился спать Рал. После чего начинал возиться, хныкать, всхлипывать и бормотать.  И Номер Два, никогда в этом смысле не имевший дела с детьми, пошел по пути наименьшего сопротивления.  Благо, довольно широкая кровать позволяла, а койво, успокоившись, спал на самом краешке как мышонок. Правда из-за этого  Ралу, до того не затруднявшему себя одеждой для сна, пришлось обзавестись лишней футболкой и просторными шортами.
- Тиль, тебе нравится жить со мной? – поинтересовался он ласковым шепотом.
- Очень.
- Тогда ты должен сделать для меня  вот что...
Ранним утром хозяйка дома наблюдала уже ставшую привычной картину. Ее новый жилец перед работой собирал очередной букет своему слабоумному  мальчишке. Альбина Васильевна жалела мальчика, которым явно до сих пор никто не занимался и разрешала срывать для него цветы при условии не портить клумбы и обрывать те, что уже начинали отцветать.  Вдова профессора университета пробовала было занять Тиля чем-то более развивающим, но тот шарахался от всех попыток увлечь его игрой,  чтением книжек или несложной  помощью по дому. Некоторый интерес он проявил только к роскошному иллюстрированному изданию «Растений Приморья». Мальчишка аккуратно  переворачивал плотные пожелтевшие  страницы, разглядывал  красочные картинки, но вскоре оставлял книгу и снова занимался своим растрепанным веником.
Жилец стоял к ней спиной,  и пожилая дама видела лишь, как мальчишка просительно указывает ему на какой-то особенно соблазнительный цветок в самом центре роскошного экземпляра розы морщинистой, она же -  обычный шиповник. Этот куст у калитки каждое лето радовал хозяйку двумя волнами цветения. В мае  сплошь покрывался душистыми розовыми цветами, а в июле или августе цвел снова, хоть и не так обильно. Альбин потянулся за цветком, потерял равновесие и почти рухнул в самую гущу колючек.
Ахнув, Альбина Васильевна поспешила к пострадавшему. Тот уже успел выбраться из куста, но руки и лицо его выглядели так, словно он дрался со стаей диких кошек. Возникла краткая суета  с предложением умыться, обработать ссадины йодом, извинениями по поводу попорченного куста, поскуливанием перепугавшегося мальчишки, кинувшегося на корточках собирать осыпавшиеся розовые лепестки. И как-то никто не обратил внимания, в какой момент койво вдруг выпрямился и с пугающе отстраненным выражением лица вдруг коснулся пальцами руки владелицы дома. Та на мгновение замерла, глаза ее остекленели, но тут же она моргнула и продолжила говорить о том, что шиповник вовсе не так уж сильно пострадал, в отличие от Альбина.
Рал коротко усмехнулся, потрепал койво по голове, поблагодарил хозяйку за беспокойство и еще раз уверил, что все не так страшно, ему доставалось и сильнее. И отправился на первое пробное дежурство на подстанцию, где ему пока отводилась роль стажера.
А когда он вернулся следующим утром, на крыльце его уже поджидал молоденький, но чрезвычайно серьезный милиционер в новенькой летней форме. Представился сержантом Васнецовым и вежливо попросил ответить на несколько вопросов. Рал так же вежливо попросил его подождать четверть часика пока он хотя бы примет душ, а то пропитался запахами горюче-смазочных материалов и неистребимым больничным душком эфира и дезинфекции.
Визит милиционера на тихой улочке был событием, так что не удивительно, что Альбина Васильевна, хоть и позиционировала себя как даму интеллигентную и от всяческих сплетен далекую, заняла стратегическую позицию  поблизости на собственной веранде – в кресле качалке с  вышитыми подушечками.
Освежившийся Рал уже в чистой рубашке вышел из летнего душа и выразил готовность ответить на любые вопросы. Если господин сержант объяснит, чем вызван неожиданный интерес к его скромной персоне.
- На днях в Старом городе было совершено нападение на девушку. Провожу оперативно-розыскные мероприятия, - кратко сообщил сержант, изучающе всматриваясь в собеседника.
Рал приподнял бровь:
- А мне говорили, что в Аркане нет преступности. Я имею в виду серьезной, вроде ограблений или убийств. Девушку ограбили?
- Нет.
- Сочувствую. Девушке -  потому что это  ужасно, вам -  потому что вряд ли у вас большой опыт расследования подобных дел, - по тону Рала было понятно, что никому он не сочувствует и в общем-то ему нет до этого дела и он всего лишь проявляет любезность.
- Вы давно прибыли к нам?
- Сегодня будет десять дней.
- И чем занимались в своем мире?
- Служил в армии. Потом пришлось уволиться по  ранению.
- Сильно пострадали?
- Достаточно, чтобы меня признали негодным к службе, - на эту болезненную тему Рал говорить не желал.
- А кто это вас так разукрасил? – внезапно спросил сержант, кивая на подсохшие царапины, украшавшие лицо и руки Рала.
-  В шиповник вчера свалился. Полез доставать своему мальчишке понравившийся ему цветок и переоценил свои возможности, - это было сказано с легким раздражением. Признаться, за сутки Рала порядком достали шуточками насчет кошек.
-  Это может кто-то подтвердить?
- Да. Моя квартирная хозяйка.
- А где вы были одиннадцатого июля, примерно  с десяти до одиннадцати вечера?
Рал на мгновение задумался.
- В девять я уложил мальчишку спать. А потом Альбина Васильевна пригласила меня выпить чаю и мы проговорили… как раз примерно до одиннадцати. Потом я пошел спать – утром мне нужно было на работу.
Сержант оглянулся на пожилую даму, прислушивавшуюся к разговору. Вдова профессора всю жизнь проработала вначале методистом в детском садике, куда в свое время ходил и маленький Леша Васнецов, а затем -  в городском отделе образования.
- Альбина Васильевна, - повысил он голос, - а что вы делали позавчера вечером?
Домовладелица подумала, вспоминая.
- Ко мне приходила в гости племянница, мы пили чай, потом она помогла мне занести со двора подушки и матрасы  – я с утра вынесла их просушить и прожарить на солнце. Потом приготовила ужин, все собрались за столом. А когда стало смеркаться -  Альбин составил мне общество за чаем. Очень приятный и воспитанный  молодой человек. И засиделись мы допоздна, обсуждая разницу в  нашей системе образования и той, что принята  в его стране.
Дама говорила именно то, что сутки назад внушил ей  Тиль -  активный телепат четвертого уровня из пяти возможных. И она  верила в то, что говорит. Да, сильный телепат мог внушить человеку почти что угодно, но наилучший эффект достигался, когда внушение не шло вразрез с личным опытом и убеждениями самого человека. Альбина в самом деле частенько приглашали на чаепитие. Когда стол накрывался по всем правилам, с хрусткой накрахмаленной скатертью, а на стол ставились драгоценные, еще до Катастрофы купленные родителями Альбины Васильевны чашки тончайшего фарфора, расписанные гроздьями сирени. 
- Спасибо, Альбина Васильевна, - и он снова обратился к Ралу, голос его звучал сердито и укоризненно, - скажите, что, вас совсем не волнует то, что девушка пострадала, перепугалась насмерть и не пострадала еще сильнее лишь потому, что преступника, возможно, что-то спугнуло?
- Не особенно.  Сержант, я могу понять вас. У вас маленький тихий, спокойный и безопасный мир. Я же вырос и жил в многомиллионном городе, где каждый день и каждый час кого-то грабили, убивали или насиловали. Вы еще не видели наших выпусков новостей. И воспринимаю случившееся… спокойнее.
Алексей Васнецов надел фуражку, которую снял перед началом разговора. Этот Альбин Рал казался самым подходящим кандидатом в преступники. Но предъявить ему было нечего. И алиби у него на позавчерашний вечер, и объяснение, откуда взялись царапины -  куст-то в самом деле помят, Васнецов проходил мимо него и отметил, что выглядит осыпавшийся шиповник так, словно на него уронили что-то тяжелое. И самое главное,   как Алексей не всматривался -  не видел ни малейших признаков волнения у собеседника. Ни заминок в речи, ни бегающих глаз. Спокойное поведение вежливого человека, который всячески готов содействовать представителю власти, но не понимает, какое отношение случившееся имеет к нему.  Да, Рал ему не нравился, вон как равнодушно рассуждал о том, что в его мире убивают и грабят. Но это к делу не пришьешь. Переселенцы – все такие. Странные. Потом обживется, конечно. Оттает.
- Спасибо за разъяснение. На этом у меня все. До свидания, - руки он Ралу не подал.
- До свидания, - Рал тоже поднялся и проводил взглядом идущего к калитке сержанта. И еле заметно улыбнулся. Волшебная страна.