С того самого момента, как Полина встретила Матвея, у нее частенько возникала мысль, что где-то на другой грани живет и второй Игорь - ходит, смеется, играет в футбол со своими детьми... И когда двойника она увидела сидящим на полу у текущей батареи, она даже не слишком удивилась. Тем более что у Игоря отродясь отношения с батареями не складывались. Как, кстати, и с электричеством. Вот столярка - это всегда пожалуйста. В старой квартире почти вся мебель была сделана его руками.
Найти двух других настолько несхожих людей было бы сложно.
Игорь был громогласен, смешлив, сразу же завладевал вниманием компании, стоило ему появиться в комнате. Яростно жестикулируя, он спорил до хрипоты, если считал себя правым. Тадеуш был немногословен, внешне непробиваемо спокоен, никогда не спорил и просто делал то, что считал нужным. Иногда Полине казалось, что если вдруг начнется вселенский потоп, то он наденет непромокаемую куртку и пойдет посмотреть, что там случилось - наверняка где-то труба лопнула, нужно залатать.
Игорь любил горы, рыбалку, песни у костра. Что именно любил Тадеуш, сказать было сложно. Приятельских отношений он ни с кем из общих знакомых не поддерживал.
Игорь был гражданским до мозга костей, рассказывал ядовитые анекдоты про прапорщиков и считал, что в условиях Аркана военные вообще не нужны. Со слов Матека Полина знала, что Тадеуш на родной грани как раз был военным или, по крайней мере, работал в какой-то похожей структуре.
Игорь обладал очень живой мимикой и часто смеялся. У Тадеуша брови обычно были сведены в одну линию, придававшую лицу почти монашескую строгость. Как он улыбается, Полине до сих пор увидеть не доводилось.

Если бы муж вот именно таким пришел домой, то это означало бы, что нужно срочно начинать спасательную операцию. Сделать вид, что она его состояние не замечает, заполнить эфир ничего не значащим журчанием про дом, погоду, соседскую собаку и прочие мелочи, о которых можно и не слушать. Накормить. И чтобы обязательно были ватрушки с брусникой или плюшки с растопленным сахаром - Игорь любил сладкое. А дальше уже можно осторожно, по чуть-чуть вытащить, что же у него там такое случилось.
Вот и глядя на худого и смурного Тадеуша она не чувствовала тоски или душевной боли, зато почти на уровне инстинкта его хотелось кормить и тормошить. Но нельзя же. Во-первых, чужой человек, а во-вторых, у него похоже все было нормально, просто другой характер и другой темперамент. Да и что он вообще ей дался? Но в мыслях она то и дело к нему возвращалась. Полина замечала все новые и новые различия, успокаивалась и... в следующий раз все начиналось как с чистого листа. Ей все казалось, что вот сейчас она наконец найдет то самое ключевое отличие, после чего можно будет на эту тему не думать. Однако за три месяца так и не нашла.

Но сейчас Полинины мысли были заняты совсем другим. Валентина Федотовна, этот Кутузов местного комитета по охране памятников и Полинино начальство на одной из работ, наметила партизанскую войну для подрыва боевого духа противника. А дело было вот в чем. На высоком берегу речки Яры издалека был виден заброшенный и потихоньку разрушающийся дом, раньше принадлежавший командующему военного гарнизона. Начальник мореходки очень рассчитывал "это старье" перестроить и, наконец, перевести курсантов мореходного училища с двух парусников в нормальные человеческие условия. Однако историкам было наплевать на курсантов, они считали, что раз курсанты морские, то пусть на кораблях и живут - очень органично получается. Дом же совсем не старье, а культурный памятник с изумительно сохранившимися историческими интерьерами. Да-да, лохмы плесневелых обоев и осыпающаяся лепнина - это и есть изумительно.
Теперь у комитетского "одуванчика" родился план - пробраться в дом и "провести там фотофиксацию объекта исторического наследия", а проще говоря заснять все протечки, которые там наверняка имеются в большом количестве, и сунуть под нос отцам города - вот, дескать, до чего ваша мореходка ценное здание довела. Поскольку в Комитете числился всего один фотограф - Полина Дмитриевна Езерская, то и осуществлять эту героическую операцию предстояло ей. Полина вчера уже побывала у дома и обнаружила на дверях замки, ключи от которых в училище ей отказались выдать категорически. Но "одуванчик" не признавал поражений и требовал идти только вперед.

Когда Тадеуш зашел в класс, она задумчиво глянула на него и машинально кивнула в ответ на поклон:
- Пришли проверить свою подопечную? Она здорова, чувствует себя хорошо, больше не искрит, - Полина указала в сторону того угла, где пару недель назад работал Тадеуш. - Вы проходите. Сегодня у меня уроков больше нет, так что вы можете не торопиться. Что-то с батареями, да?
На Лаевского она смотрела внимательно, со все более явным интересом, потом открыла рот, собираясь задать какой-то вопрос, закрыла и все-таки спросила.
- Тадеуш, вот вы всякое умеете, - и она покрутила в воздухе рукой, по-видимому, подразумевая этим жестом то самое всякое. - А как можно вскрыть замок? Не обычный дверной, а такой...
Слова она подобрать не смогла и изобразила на листке навесной амбарный замок.
- Нужно вскрыть, но только не ломом, а так, чтобы потом можно было аккуратненько обратно закрыть и чтобы не видно было. Или вот окно вскрыть, которое изнутри заперто. Вы не подумайте чего, это для благого дела.

Отредактировано Полина Езерская (2018-10-31 22:34:50)

И пока он говорил, Полина сравнивала - интонацию, голос, формулировки... Ведь не собиралась, честное слово, не собиралась!
Не Игорь. Полина отметила это почти машинально, теперь уже испытующе вглядываясь в лицо. Тот бы задал миллион вопросов, обязательно прицепился к словосочетанию "для благого дела", брови бы смешливо "поехали" вверх, предвещая шутку...
Не Игорь...
Ну и хорошо, ну и прекрасно.
- Сейчас, боюсь, не получится, - после долгой паузы сказала она. - Это не здесь, не в интернате, да и вы, наверное, не просто так зашли, а по делу. Я вот вас сходу огорошила.
Полина убрала за ухо волосы. Она по-прежнему смотрела Тадеушу в лицо, только избегала встречаться взглядом. А под глазом-то у него давний шрам. Интересно, откуда? Несчастный случай? Вежливый, спокойный какой. Черти б его взяли, такого вежливого... И будто сама подталкиваемая каким-то бесененком, добавила:
- Да и вообще это незаконно. По сути правильно, а формально незаконно. А вы-то человек законопослушный, наверное, да? К тому же идти довольно далеко, а у вас дела. - она прищурилась. - Дом нужно вскрыть. Чужой. Может, научите? И я сама. Или это сложно?

Отредактировано Полина Езерская (2018-11-25 15:03:39)

Теперь Полина смотрела на Тадеуша с удивлением и любопытством.
Опасное дело... Скажет тоже! Наверняка смеется, не может быть, чтобы он это серьезно. Хотя выражение лица было непробиваемо спокойно, глаза темные, не угадаешь... Она впервые прямо встретилась с ним взглядом, сморгнула и опустила глаза, не сдержав улыбки. Ну вот, опять извиняется.
- Тадеуш, вы уникальный человек - извиняетесь за то, что не можете научить меня взламывать чужие дома. Признаюсь честно, я немножко сгустила краски, все не так страшно, подробности я расскажу по дороге. Спасибо, что согласились. С вас дверь, с меня пироги. Идем? А то стемнеет, и никакая вспышка мне не поможет.
Слов своих Полина не пояснила, но достала из ящика стола сумку с фотоаппаратом.
Она встала, явно намереваясь отправляться "на дело" сразу, теплая куртка и ботинки-вездеходы были внизу, в гардеробе.
А взгляд снова и снова возвращался к шраму на лице Тадеуша. Еще раньше она заметила, что он прихрамывал, и тогда Полине пришла в голову безумная мысль - а вдруг там, на своей грани, он так же тонул, покалечился, но выплыл и вытащил того второго Тимку. Или все же  Мотю... Так все переплелось, что и не разберешься.
Очень хотелось спросить, откуда у него шрам, узнать, что в детстве упал с забора и окончательно разрушить иллюзию... Но нельзя. Он не рассказывал, откуда пришел в Город, про Метрополию Полина знала от Матека. Да и невежливо это, она и так отличилась. Полина только сейчас сообразила, что распоряжается чужим временем по-хозяйски бесцеремонно. Просто этот Лаевский слишком интеллигентен и вежлив. Кстати, у него ведь, кажется, есть сын... Кто-то из воспитателей говорил. А она ничего ни про адрес, ни про время не сказала.
Пришлось повиниться.
- Простите, я что-то излишне увлеклась. Распоряжаюсь вами, как собой. У вас ведь свои дела, да и сын из школы, наверное, скоро вернется. Вы уверены, что готовы уделить мне время? Это старое здание недалеко от мореходки. Отсюда минут двадцать пути быстрым шагом.

Лаконичное, но все же согласие. Ну и отлично, ей другого и не надо.
- Тогда встречаемся через пять минут внизу. Мне нужно закрыть класс и забрать куртку.
Полина не задержалась. Выключила свет, сдала ключи техничке и в положенное время уже была у входа в школу. Теплая куртка с капюшоном, плотные брюки, полупустой рюкзак и на плече чехол с фотоаппаратом.
- Еще раз спасибо, что согласились. Пойдемте, нам сюда.
Она почти сразу свернула в лабиринт проходных дворов, хорошо знакомый местным жителям и отлично сокращавший время в пути. Полина понимала, что Лаевский, скорее всего, и слова не скажет, но сама молчать не могла. Погода была чудесная для конца ноября, солнце хоть и спускалось к горизонту, но светило тепло и ясно, а стены домов закрывали от ветра с залива.
- Дом, к которому мы идем, когда-то принадлежал командующему гарнизона. Там была и его квартира, и что-то вроде офицерского собрания. Строение красивое, хотя и строгое. Внутри сохранились остатки лепки, деревянная лестница с резными перилами, а в библиотеке резные панели и обои, сделанные в подражание тисненой кожи. Тогда это было модно.  Здание, вполне достойное того, чтобы сделать там музей или открыть библиотеку... Да пусть хоть какой-нибудь дом культуры... Но начальник мореходки уперся и хочет устроить там казарму. Естественно, дом придется перестраивать, лепнину вместе со старинными обоями сдерут, потому что это же хлам и антисанитария! Обидно до слез! Дом сейчас стоит закрытым, ключи мне не дают, а там наверняка все в плачевном состоянии. Когда я была там в последний раз, на верхнем этаже было несколько протечек. У меня такое чувство, что он просто ждет, когда все придет в полную негодность и восстанавливать будет нечего. Ну разве это правильно? У нас и так сохранилось мало памятников старины.
Пока Полина говорила, они миновали последние дома и вышли на открытое место. Справа был виден залив, а впереди, на холме стояло большое красивое здание, облицованное серым камнем. К центральному входу вела пологая лестница. Архитектор несомненно был талантлив и, сохраняя светский облик здания, то и дело "цитировал" детали военных сооружений. Подпорная стена немного напоминала крепостные укрепления, по верху стен были устроены зубцы и небольшие башенки, узкие глубокие окна обходной галереи напоминали бойницы. Однако камень был покрыт резьбой, а ритм оконных проемов главного фасада сразу давал понять, что за ними находился большой двусветный зал для собраний. Правда сейчас облицовка осыпалась, камень крошился, а окна были забиты деревянными щитами.
- Ну как вам? - вопросительно глянула Полина на Тадеуша.
Она сейчас была полностью увлечена предстоящей задачей и перестала вспоминать и сравнивать.

- Призраки? - переспросила Полина и удивленно оглянулась.
Это было последнее, что она ожидала услышать от Лаевского. Про частично утраченную облицовку - очень вероятно, про сгнившие трубы - возможно, про перспективы использования здания в экономических и социокультурных условиях Аркана - все может быть. Но не про привидения.
- Простите, Тадеуш, это было неожиданно. Вы мне почему-то казались материалистом.
Хотя по какой причине? То, что он хорошо разбирается в технике, совершенно ничего не означает.
- Моя вина, я сама достроила ваш образ по отрывочным штрихам. Подозреваю, не я одна, - Полина улыбнулась и перелезла через невысокое дощатое заграждение с надписью "Посторонним вход воспрещен", преграждавшее путь к лестнице. - Вы очень немногословны и даже самые завзятые сплетницы не могут про вас ничего рассказать, волей-неволей приходится придумывать. Поработаете у нас в интернате еще какое-то время и узнаете про себя много нового и интересного. А привидения... Думаю, что если они и селятся  в старых домах, то только когда те пустуют. Ни один призрак не уживется с взрослеющими подростками, сбежит, куда глаза глядят. В моем доме большая часть тоже нежилая, и иногда мне кажется, что по ночам там кто-то ходит, шелестит бумагами. Но я еще не определилась, какое объяснение мне нравится больше - призрак или сквозняк.
Полина начала подниматься по лестнице.
- Только осторожнее, на некоторых ступенях плитки отошли, можно споткнуться. Я тут уже не первый раз, так что неплохо ориентируюсь. Есть двустворчатая дубовая парадная дверь прямо перед нами и небольшая дверца со стороны заднего крыльца. Окна первого этажа все заколочены, кроме двух - на них сохранились старые ставни, на которые тоже повесили замки.

Отредактировано Полина Езерская (2019-02-02 00:35:12)

Можно было удивленно расширить глаза и переспросить: "Как? Неужели вы койво? Даже не предполагала", - и завершить это почти зримым многоточием. Дескать, я слишком вежлива, чтобы спрашивать напрямую, но для поддержания разговора вы могли бы и рассказать о ваших чудо-способностях. Ведь официально-то Тадеуш никому из них не представлялся "Тадеуш Лаевский, койво". Но Полина не стала этого делать. Хотя ей было любопытно, на что способны койво. Про Матека она знала только, что он умеет рисовать "живые" картины, про Сашку и Рика не знала вовсе ничего. Полине почему-то казалось, что это очень сокровенно, как если бы ты начал рассказывать кому-то свои тайные мечты и желания.
Она остановилась немного в стороне и присела на балюстраду, наблюдая за тем как Тадеуш оценивающе осматривает фасад и дверь.
- Это верно... У нас в старом городе есть пара таких домов. Когда-то давно, еще до Раскола, огромные квартиры там разделили между новыми жильцами. Громадные залы перегородили и превратили во множество клетушек с высоченными потолками, старинные изразцовые печи облупились, закрашены, а то и вовсе заклеены обоями, лепнина осыпалась... Я приходила туда фотографировать и делать обмеры и это действительно очень-очень грустно. А еще грустнее, что нынешние жильцы часто этого даже не замечают. Так что будем спасать этот дом. Теперь вы тоже в команде, - Полина улыбнулась, а потом с сомнением глянула на массивную дверь. - Она уж очень основательно выглядит. Думаете, удастся ее открыть?

- Да вы что? - искренне изумилась Полина. - А я ее дергала-дергала... Сил, наверное, не хватило. Дерево старое, совсем рассохлось. Подождите, у меня есть фонарь!
Она заспешила за Тадеушом, одновременно вытаскивая из рюкзака достаточно мощный фонарик. Без света здесь, и правда, было не обойтись. Солнечные лучи проникали только через щели в ставнях и между досками, которыми была забита часть окон.
Они оказались в большом холле. Шаги звучали гулко и эхом отражались от стен, так что казалось, что рядом идет еще кто-то. Фонарь высветил пол, выложенный каменной плиткой в сколах и трещинах и большую лестницу, которую у основания охраняли два сидящих грифона, в пастях у них висели массивные фонари без стекол. Потолок был то ли расписан, то ли украшен лепниной, из-за высоты даже сильный луч света не давал хорошей видимости. Под ногами похрустывами куски штукатурки, какой-то мусор.
- Красиво, правда? - остановилась рядом с Тадеушем Полина. Из-за эха даже шепот казался оглушительно громким. - Если открыть окна и все это осветить, то будет просто сказочно. Первый этаж еще в неплохом состоянии. Нам нужно наверх. Там библиотека, хозяйский кабинет и женская половина. Лестница в порядке, но на ней много мусора, так что тоже нужно быть осторожными.
Она снова искоса глянула на Тадеуша. Раз он не скрывает, что является койво, то некоторые детали, наверное, уточнить все же можно?
- Скажите, Тадеуш, а в вашем мире архитектура напоминает нашу или она совсем-совсем другая?

Полина думала в схожем направлении.
- Нет, что вы, Тадеуш, не надо. А то местные мальчишки тут же прознают и обязательно залезут. В здании набедокурят, и себе что-нибудь сломают.
Она уже привыкла к лаконичным ответам Лаевского и не ждала, когда он, как в свое время частенько делал Игорь, перетянет инициативу разговора на себя.

Он шел теперь немного впереди, но в какой-то момент замешкался и обернулся. Полина была на пару ступенек ниже и смотрела на него снизу вверх. Лицо Тадеуша смутно виднелось в полутьме, черты скрадывались, оставались только ощущения.
Вот она без разрешения проникла с малознакомым человеком в пустой дом... Но не было ни особого, шального настроя, когда ты ждешь приключений и неожиданностей, ни рутинного ожидания будущей работы - немного нетипичной, но в общем-то не слишком сильно выходящей за границы обыденного. Будто и не с определенной целью они шли в этот дом, а просто забрели во время долгой прогулки, и все здесь - от грифонов у лестницы до заколоченных окон и мусора лишь повод для разговора.
Полина поймала себя на том, что ей хочется спрашивать еще и еще - в каком доме жил сам Тадеуш, почему ушел из своего мира, нравится ли ему Аркан и хочет ли он сделать его своим домом. Но ведь нельзя же, невежливо. Так спросить могли бы только ее ученики и им можно было только позавидовать.
Полина скорее чутьем, чем зрением, угадала протянутую руку и вложила в ладонь Тадеуша свою, чтобы идти так, как это часто делают дети.
- Раз вы ведете, может быть, возьмете фонарь? Вам так будет удобнее. Нам на самый верх, до площадки, и направо. Там уже должно быть светлее, потому что окна не заколочены. И Тадеуш... Любопытство страшный порок и с ним тяжело бороться, - Полина немного виновато улыбнулась. - Я могу вас еще спросить о вашем мире или вам не хотелось бы об этом говорить?

Тадеуш согласился и... замолчал. И было в этом молчании что-то такое, что Полина, которая уже готова была завалить его вопросами, тоже замешкалась, а потом осторожно спросила:
- А есть то, о чем вам самому хотелось бы рассказать? - она вопросительно взглянула на Лаевского. - Что вы видите, когда вспоминаете свой мир? Какой-то образ, воспоминание, может быть, место, где вы росли. Например, если бы меня попросили описать Аркан, то я бы нарисовала уголок старого города. Там есть чудесный дом с темно-красной черепицей, у него второй и третий этажи написают над мостовой, как козырек, а по фасаду плетется девичий виноград. Когда садится солнце, то на втором этаже окна сияют так, будто там горят яркие лампы, а внизу на мостовой лежит густая тень, в которой спят три лохматых пса. А улица уходит дальше вниз, к морю, и оно сверкает как будто золотое. Я вам покажу как-нибудь, это очень красиво. Вы уже гуляли по старому городу или времени не было?
Они поднялись на верхнюю площадку лестницу, но дальше пока не шли, так и остановились. Здесь действительно было светлее, одна из двух дверей на площадке была открыта и в нее была видна часть комнаты, освещенная вечерним солнцем - вздыбившийся паркет, шелуха осыпавшейся штукатурки, старый массивный комод...
- И вы спрашивайте, - Полина улыбнулась. - Вы сейчас так это сказали: "Никак не привыкну", - что я в первый момент даже удивилась. Мне-то кажется, что привыкать тут не к чему, все просто, стабильно, годами не меняется. У нас очень тихий спокойный мир, здесь редко что-то случается, а потому к нему очень легко привыкнуть.
А еще она не умом, но каким-то чутьем понимала, что Тадеуш спрашивает ее не о том - не о сияющем на солнце море, старых домиках и сытых веселых псах, его интересуют не образы и картинки, а что-то более сложное. Но она описывала так, как мыслила и чувствовала сама.

Отредактировано Полина Езерская (2019-11-03 00:27:56)

Снова молчание. Она вопросительно взглянула на Лаевского. О чем размышляет, как относится к тому, что она рассказала? Тадеуш сейчас чем-то неуловимо был похож на Мотьку - так же хмурился и думал о чем-то своем; крутил, закручивал, перекручивал мысли, выдавая иногда странный результат. Ему скучно? Весело? Печально? Как понять, когда собеседник только сдвигает брови и его еще не произнесенные слова даже отблеском не отражаются в глазах. Тадеуш заговорил, а Полина... она опять не поняла. Не уловила этого недосказанного "убраться". На секунду ей показалось, что в воспоминании о том море из детства больше покоя, чем света, но ощущение было таким мимолетным, что она не успела его осмыслить. Плющ, здания из песчаника, какое-то неведомое "мы", за которым должны были скрываться приключения, общие секреты, светящиеся на солнце кисти винограда - это ведь здорово, да? Как иначе. И она ответила на рассказ Тадеуша кивком и улыбкой.

- Нет ничего лучше винограда, втихаря утащенного из соседского сада. Хорошо, что меня наши мальчишки не слышат, - она рассмеялась. - Очень нехорошо! Но очень вкусно! А что касается перестройки... Да, где-то у начальника мореходки даже план лежит. Я его не видела, хотя он этим самым рулоном у меня перед носом тряс. И ведь знаете, что обидно, - она осветила фонарем потолок. - Тут уже грибок. Для детей это вредно, но никто не будет мучиться и верхние слои счищать, несколько раз обрабатывать, а потом восстанавливать... Собьют и все.

Полина вздохнула и чуть искоса глянула на Лаевского. Неплохо бы пару окон открыть, но чтобы отодрать доски, нужно залезть на подоконник, а она отлично помнила, что Лаевский прихрамывает. Полина стащила куртку и без предупреждения легко вспрыгнула на подоконник.
- Тадеуш, подстрахуйте, а я попробую вот это окно открыть. Тут доски отстали, легко оторвать. А стекла, как ни странно, вроде целые, так что можно будет потом так и оставить, - и пояснила. - Мне нужно больше света. Ни фонарика, ни вспышки не хватит.

Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня

- Спасибо! Вот что тут не лишнее, так это перчатки.
Ломик тоже оказался очень кстати, орудовала им Полина со знанием дела и уверенно. Чего только ей ни приходилось делать в своем неустроенном хозяйстве.
Пока она работала, Лаевский говорил - говорил спокойно, неторопливо, а Полина вслушивалась в его слова и, еще ничего не ответив, несколько раз отрицательно качнула головой. Ей не нравилось как это звучало. Что-то в его фразах, тоне было не так. Вроде бы сожаление? Или наоборот одобрение? Нет, констатация факта, в которой Полина не увидела никаких эмоций. Просто взял и объяснил каким станет дом. Картинку нарисовал. И так тоскливо стало на душе от этого призрачного образа, который разом вымел местные тихие тайны... Слова о винограде и персиках были такими же спокойными, но теплыми, а теперь Полина даже замерла на пару секунд, прикрыв глаза. Может она слишком привыкла к максималисту Игорю? Тот только слово говорил, а уже было понятно за наших он или нет. А Тадеуш... Тадеуш чужой, гость. Что ему чужие дома с чужой историей?
Ничего не ответив, она спрыгнула с одного подоконника и забралась на второй.
- Единомышленники? А как же, есть! Наш генерал-одуван... - Полина, не договорив, осеклась, прикрыла рот рукой, оглянулась на Лаевского, стоявшего внизу, и не очень естественно рассмеялась. - Тадеуш, вы этого не слышали! Иначе меня навсегда заклеймят позором и объявят невоспитанной и недостойной учить детей. Одуванчик - это наша Валентина Федотовна. Вы когда на нее посмотрите, сразу поймете почему одуванчик. Она маленькая, сухонькая, а вокруг головы шапка седых вьющихся волос, вот и получается... Она возглавляет наше Общество охраны памятников. А я при нем числюсь то ли фотографом, то ли обмерщицей. В общем, на все руки - от скуки. Общество наше, к сожалению, не такое уж большое. На лекции и на экскурсии люди приходят с удовольствием, но при этом считают, что все и так охраняется. Это и минусы, и плюсы нашей спокойной жизни. Если бы тут объявился отряд строительной техники и начал крушить дом за домом, то тут же нашлись бы те, кто активно выступил против. А так... Ну разрушается себе тихонько.
Полина передала Тадеушу последнюю доску, снова спрыгнула на пол и огляделась.
- Вот так ничего. Можно снимать.
Вечерний свет проник в зал и высветил широкую полосу, захватывавшую потолок, по сторонам которой все терялось в сумрачной пыльной взвеси. На свету пискнули и метнулись в угол клубками пыли две мыши. Если раньше зал в таинственном сумраке казался почти целым, то теперь разрушение обнажилось во всей своей неприглядности: на потолке в двух местах открылась дранка и повис большой кусок штукатурки, когда-то цветной паркет приобрел ровный грязно-серый цвет, а прихотливо вырезанные в виде диковинных лепестков плашки выскочили со своих мест и торчали дыбом. В стороне стояло современное продавленное кресло, а рядом с ним мутный стакан и щербатая грязная тарелка. На противоположной стене темнела пустая рама над раскрытым зевом камина - когда-то в ней было зеркало.
Снова стало тоскливо, почти до спазма сдавило горло. Полина, открывшая чехол фотоаппарата, так и замерла, не доставая его, хотя свет медленно уходил - в зале темнело.
- Простота и строгость... Это не простота и строгость - это ленность и отсутствие фантазии. Нельзя растить детей в казенных пустых стенах. И неважно кто они - будущие военные или художники. Думаете, пусть лучше казарма, чем такое запустение? Ну что ж... - Полина помолчала и неожиданно для себя негромко договорила, - Может вы и правы.

Почему на нее нахлынуло это ощущение пустоты и безысходности, так ей не свойственное? Только ли от того, что зал оказался в совершенно удручающем состоянии? А может так подействовало прикосновение Тадеуша? Игорь вот так же поймал бы ее, а потом раскрутил, обнял, они бы смеялись и дурачились как дети. Полина с некоторым трудом отогнала это видение и резко обернулась к Лаевскому.
- Тадеуш, а почему если реставрировать - то музей, а если все сбивать - казарма? Вы в детстве ненавидели не здание, вы ненавидели людей, которые вас заставляют делать то, что вы не хотите. Просто неодушевленные предметы ненавидеть проще. Можно на них выцарапать ругательное слово, а они ничего не скажут. А люди ответят и еще как ответят! Вот скажите честно, у вас в детстве, в этой вашей казарме, было много времени для фантазий? Стекло и пустые стены... Стены, чтобы не думать ни о чем лишнем, стекло, чтобы видеть вас и быть уверенными, что вы не рисуете на стенах. Вы правы, совсем не лучший пример.

Полина проговорила эти слова почти воинственно, по крайней мере, с бОльшим напором, чем собиралась. Почти сразу она об этом пожалела. Как будто пнула человека в больное место. Она не знала, хорошо ли жилось Тадеушу в этой его казарме, он был слишком безэмоционален, чтобы это оценить, но последние его слова про то каким он стал... В общем, зря она это сказала.
Чтобы сгладить неловкость и не смотреть в глаза Лаевскому, Полина занялась наконец фотографированием, защелкал затвор.

- Простите, что-то я разошлась, - она была рада, что не надо при этих словах глядеть на Тадеуша. - Просто вспомнила про наш кабинет географии. Вы ведь наверняка его видели. Все стены разрисованы - джунгли, полярные снега, леопарды... Это все Мотя. То есть Матвей. У него потрясающий художественный талант и еще что-то... Дар, который позволяет ему делает свои рисунки живыми. Неужели в этой вашей казарме кто-то позволил бы ему сохранить эти рисунки. Сделали бы выговор да заставили отмыть.
Она пожала плечами и снова забралась на подоконник, чтобы сфотографировать пол.
- Тут очень много работы. Очень много. Беда в том, что здание это строилось до того как мы оказались отрезаны от остального мира. Тут использована древесина, которую сейчас больше нигде не достанешь. Поэтому и заменить ничего нельзя. Нужно реставрировать то, что есть, а плашки и деформировались, и растрескались... Вот вы об этом так рассказали, как будто знаете как это делать. Да и наверняка знаете, потому что у вас золотые руки, все можете, мы в интернате уже в этом убедились. Но я ведь не могу пристать к вам с ножом к горлу - помогайте! Это работа бесплатная, по крайней мере, на первых порах точно, она занимает много времени. А у вас и так две работы и сын. Ограниченность ресурсов компенсируется знаниями и энтузиазмом. Но если знания можно передать, то энтузиазмом не заразишь как гриппом.

Полина в последний раз щелкнула фотоаппаратом и сама себе кивнула.
- Тут все. Думаю, что для городской администрации должно хватить, - она обернулась к своему спутнику и наконец посмотрела на него прямо. - А каким вы стали, Тадеуш? Вы уж простите, что я об этом спрашиваю, но у вас это как прозвучало... с горечью, что ли? Вы все умеете, вы спокойны, умны, рассудительны, один растите сына. Много поводов для гордости и ни одного для сожаления или... тоскуете по родному миру?

Взрыв? Пожалуй, нет.
Бывает так иногда летом, когда в особенно знойный день собираются высокими наковальнями тучи, все темнеет вокруг и где-то наверху безмолвно сияют зарницы да иногда доносятся отголоски грома. И уже ждешь, когда эта тяжелая духота разразится, наконец, ливнем и настоящей грозой с оглушительными раскатами. Ждешь, ждешь, а нет ничего... И живительная прохлада изливается где-то в другом месте, а ты так и остаешься в липком душном сумраке.
Она спиной ощущала нарастающее напряжение, хотя не понимала до конца его причины. Только сообразила, что чем-то все же здорово задела Тадеуша. Но она ждала возражений, яростного спора, может быть, даже разбитого о стенку "клятой коробки с гипсовыми уродцами-гидроцефалами" стула - в общем, всего того, что мог устроить темпераментный Игорь.
Но едва Полина встретилась взглядом с потемневшими глазами Тадеуша, как поняла, что бури не будет. Нет, не так, наружу она не вырвется. Тщательно подобраны слова, сдержаны интонации, хоть за ними и ощущается что-то тяжкое и мрачное.

Она выслушала все, что он говорил, не прерывая и не возражая. Ловила каждое слово, пытаясь угадать, что за ним, и с сожалением понимала, что не может. В слишком разных условиях они жили, по-разному взрослели, на разных примерах учились. Что ей ему сказать? Что она не ненавидела никогда? Так ведь и некого было, не учительницу же за двойку по физике и не дуру-Таньку за то, что ревновала к Игорю и говорила гадости. Потом попыталась ненавидеть море, но не получилось. Вместо ненависти в сердце поселился страх. Она как-то никогда не думала, что ненависть может на что-то дать силы и уж тем более  помочь.

Когда Лаевский навис над ней, гипнотизируя взглядом, она вздохнула, а потом осторожно, как будто имела дело с тяжело раненым, которому так легко причинить боль неловким прикосновением, провела пальцами по темным волосам на виске и коснулась щеки. Идеальный. Надо же, ведь скажет же такое... Это он-то идеальный? Смурной бука, который никого к себе не подпускает, держит на расстоянии, даже если стоит вплотную?
- Ш-ш-ш... Тихо. Все хорошо. Ну... Насколько это возможно. Я не хотела вас обидеть. Боюсь, я говорила о своем, а вы свое поняли. Простите меня, Тадеуш, - несколько секунд она колебалась, подыскивая слова. - Я не представляю вашей жизни и не понимаю. Вы не идеальный, - губы Полины дрогнули в предвестье улыбки. - Но вы наверняка очень сильный человек, если свой... не знаю, страх, наверное? - смогли переплавить во что-то другое. У меня не получилось.

Тадеуш так резко изменился в лице и побледнел, что не заметить это было невозможно. Полина перехватила его за плечо, чтобы при случае поддержать. Вот же чертова дура! Ведь больной человек - хромота эта, шрам под глазом, невесть знает какие еще болезни и раны... А она его потащила куда-то, наверняка голодного, без обеда!
- Тадеуш, что с вами? Может, присядете? Я сейчас! У меня в рюкзаке есть термос с горячим чаем и бутерброды.

Вот как раз на одного из ее подопечных Тадеуш и походил. Не на всех, нет. На кого-то вроде Мотьки. Он тоже поначалу промахивался с дистанцией, попросту не умея ее правильно выстроить. То подпускал постороннего человека слишком близко, то вдруг отшатывался в сторону да и от себя гнал. Но то мальчик, а перед ней сейчас взрослый человек. С взрослыми всегда хуже, чем с детьми. Столько у них всего в голове намешано... И предрассудки, и напрасные ожидания, и обманчивые зыбкие представления об окружающем их мире - в раз не разберешься. Например, что такое этот пресловутый идеал Лаевского?
- Идеальным, Тадеуш? Для кого? - она чуть отступила назад, чтобы и не создать впечатление, что она действительно испугалась, но и одновременно успокоить Тадеуша.
Полина уже уяснила для себя, что чужие прикосновения Лаевскому по какой-то причине неприятны. Сам-то он сегодня несколько раз подал ей руку, но Полина улавливала разницу, прикасаешься сам - значит, вроде как ты хозяин ситуации и все держишь под контролем. Тяжело такому живется. Она покачала головой.
- Вы общались с разными людьми. Невозможно быть идеальным для всех. Значит, вы соответствовали каким-то идеальным представлениям о себе. Сейчас они вам не нравятся, но, по-моему, вы быстро придумываете себе новые. Создаете у себя в голове образ "простого человека" и начинаете старательно ему соответствовать.
Полина мягко и немного печально улыбнулась.
- Пожалуй, мы здесь действительно спокойнее. Но это не потому, что добрее и чище. У нас очень медленный темп жизни и мы до ужаса рациональные и прагматичные. Иначе мы бы тут не выжили. Тут все просто - не будешь помогать соседу, не выживешь сам. Не будешь объединяться для каких-то работ, они останутся несделанными и, рано или поздно, ты сам от этого пострадаешь. Украдешь - найдут. Убьешь - накажут. А что страшнее всего, ты всегда будешь потом жить среди тех людей, которые знают, что ты совершил. Ну что вы могли бы сделать со мной? Вы ведь разумный человек, и вам отсюда никуда не скрыться. Значит, придется отвечать перед законом, - Полина пожала плечами. - Все просто. Доброта - это инстинкт. В старых книжках пишут, что раньше в местах, где была засуха, на водопой приходили разные животные - и хищники, и травоядные - и не трогали друг друга. Так вот у нас тут засуха, Тадеуш. Думаю, что на сегодня фотографий хватит. Ваш подопечный вас наверняка заждался. Спасибо, что помогли.